Плавание капитана Ритшера

Дядю Олафа, Олафа Вайцзеккера, я помню с самого раннего детства. Старый друг моего отца — они были знакомы с середины 30-х годов, причем, как я не без основания подозревал, благодаря об­щей тематике исследований. Он жил неподалеку от нас и часто захаживал в гости. О его прошлом я знал так же мало, как и о прошлом своего ро­дителя. Периодически дядя Олаф исчезал куда-то на несколько месяцев, но мы не удивлялись - - его работа была связана с постоянными поездками, и никаких странностей в его поведении я не ви­дел. Я заметил их потом, намного позднее, когда уже знал, что именно нужно искать. А пока... Пока я воспринимал дядю Олафа просто как добродуш­ного, хорошего, веселого человека, в прошлом за­нимавшегося наукой.

Таким он казался мне и в мои 10 лет, и в 20, и в 30, и даже в 40. Коренным образом мои пред­ставления о дяде Олафе изменились лишь тогда, когда я начал разбор бумаг в сейфе отца. Потому что почти сразу же я среди прочих вещей наткнул­ся на небольшую брошюру, озаглавленную «Следы древних в Антарктиде». Автор— О.Вайцзеккер, издана в 1940 году. На обложке — имперский орел и гриф «Совершенно секретно».

С волнением перелистывал я пожелтевшие стра­ницы. Дядя Олаф, оказывается, принимал участие в антарктической экспедиции 1938-1939 годов! Той самой, о которой ходит много слухов, но из­вестно очень мало правды. Конечно же, вскоре я уже ехал на своем «мерсе­десе» (предпочитаю немецкие машины — видимо, сказывается мое происхождение) к домику Вайцзеккеров. Дядя Олаф был уже глубоким стариком, но находился в удивительно здравом рассудке. Старческое слабоумие не коснулось его до самой смерти. Поэтому я был уверен, что узнаю интере­сующие меня детали.

Дядя Олаф обрадовался моему приезду — в ко­нечном счете, он относился ко мне как к родно­му племяннику. Правда, его радость несколько по­утихла, когда я объяснил ему цель своего визита. Сначала он пытался отрицать любое свое участие в тайных исследованиях, и только когда я предъ­явил ему брошюру, сдался.







Я пообещал и сдержал свое слово. Дядя Олаф умер в 1996 году, и я двадцать раз подумал, преж­де чем писать эту книгу. И решил все же опубли­ковать те факты, о которых он рассказывал мне тем вечером и в течение еще многих следующих вечеров.